Виталий Прохоров рассказал, как он планирует улучшить юниорский хоккей России.
После неудачи сборной 1997 года рождения на чемпионате мира (0:5 от Швейцарии в четвертьфинале) эта информация еще важнее: хоккейная сборная 1998 года рождения, которую тренирует Виталий Прохоров, за два года выиграла десяток крупных турниров, проиграв за все это время только три матча, и следующий сезон проведет в чемпионате Молодежной хоккейной лиги, а жить все это время будет в Новогорске, в новорожденном Центре подготовки имени Тихонова – в рамках национальной программы развития юношеских сборных, которая наконец-то появилась и у нас.
- В чем смысл участия юниорской сборной в чемпионате молодежных клубов?
– Объединить самых талантливых игроков страны своего возраста, жить и тренироваться вместе, и играть круглый год со старшими – по такой схеме еще Дэйв Кинг работал с олимпийской сборной Канады. Его ребята играли против энхаэловцев, а после Олимпиады сами становились энхаэловцами.
Идея в том, что расти можно только соперничая с теми, кто сильнее и умнее. Если соперник слабый, играет лишь бы отброситься, ты скатываешься на его уровень. Когда обыгрываешь всех в своем возрасте, ты не прогрессируешь, зависаешь на этой отметке и оказываешься не приспособлен к новому вызову. У нас есть одаренные хоккеисты, есть характер и умение не прогибаться перед трудностями, а мы хотим прибавить к этому технологии и системность обучения. Чтобы игроки становились качественнее. Качество всегда привлекает внимание.
Вот пример – я не видел балет до двадцати пяти лет, но, когда в Сент-Луисе выступал Барышников, мы пошли с женой на его выступление. На сцене была группа артистов, но Барышников сразу выделился – и я был прикован к его технике и изяществу. Мы в нашем Центре подготовки стремимся именно к этому – помимо азарта, у игроков должно появиться изящество, нестандартные ходы, от которых захватывает дух. Харламов, Мальцев, Фирсов, Капустин играли творчески и с легкостью, но легкость приходит после вложенных сверхусилий.
Главное – это наши методики. Например, игра без шайбы: без шайбы игроки за смену зачастую проводят до 35 секунд, а с шайбой – две секунды, но за это время можно одним пасом отрезать всю пятерку соперников и вывести партнера на ворота, а до этого ты полминуты оборонялся без шайбы. Чтобы у ребят отложились такие тактические тонкости, нужно много времени с ними работать.
Когда я играл, было по-другому. Техническим приемам меня учили не тренеры, а опытные игроки «Спартака» восьмидесятых, которые в НХЛ тогда не уезжали. Бывало, подсказывали в жесткой форме, зато доходило быстро. Если отдал не в клюшку, на тебя смотрят так, что в следующий раз ты постараешься отдать точно. А если ветеран отдает передачу, ты должен принять ее, даже если она неудобная и неточная – потому что отдает ветеран. Так ты учишься принимать любую шайбу – в клюшку, в коньки, хоть куда. Нынешнему поколению нужна отработка навыков – ежедневно методично исправлять ошибки и расти в мастерстве.
- Юниорская сборная 1998 года за два сезона проиграла всего три матча. Самое обидное поражение?
– Летом в Финляндии – там чисто судейская история была. На Кубке вызова проигрывали тем же финнам 0:4, в третьем периоде счет сравняли, но обидно проиграли по буллитам. Канадцам проиграли из-за адаптационных проблем.
- Самые важные победы?
– На турнире в Дмитрове и турнире четырех наций в Новогорске. Они важны тем, что одержаны с огромным преимуществом. В Новогорске вообще не пропустили ни одной шайбы в трех матчах – на международном уровне это серьезный показатель. Да и в Дмитрове общий счет четырех наших матчей – 18:2. При этом играли не самым оптимальным составом с реально сильными сборными. Не оптимальным, потому что наших игроков 1998 года рождения – Соколова, Яковенко, Сергачева, Рубцова, Иванюженкова, Бердина – вызвали в сборную 1997 года.
У меня все время ротация состава, есть костяк, но постоянно просматриваются новые игроки – бывает, по полкоманды меняется. За два года старались дать шанс как можно большему количеству ребят. Даже сейчас, когда мы окончательно утвердили с тренерами список игроков, которых заявляем на будущий сезон в МХЛ, и отдали его в министерство спорта, поиск не утихает. У меня начались финальные соревнования первенства России и я поменял три фамилии. В самый последний момент увидел совершенно нового парня, который произвел на меня сильное впечатление, и включил его в состав.
- Сергей Федоров сказал, что с радостью отдаст игроков на сезон в вашу сборную. Как настроены менеджеры других клубов?
– Сергей Федоров был большим хоккеистом, и стал большим менеджером. Он обладает стратегическим видением. Радует, что не только он, многие поддерживают. Да кто-то пока относится настороженно, но надо понимать, что решение заявить сборную в МХЛ коллегиальное, согласовано на всех уровнях. Поэтому работаем по утвержденной программе. У нас ясные цели – мы хотим повысить мастерство лучших хоккеистов России 1998 года рождения, целенаправленно поработать над их физической и психологической подготовкой.
- Раз не все так гладко, вы готовы к тому, что не соберете в своей команде всех сильнейших?
– Мы уже собрали почти всех, кого наметили. Схема у нас такая: кандидат вызывается в расположение нашей команды на год, а перед этим подписывает трехлетний контракт со своим клубом. Для того, чтобы потом вернуться в расположение своего клуба игроком уже более высокого уровня и в этом клубе заиграть. Если хоккеист не хочет подписывать трехлетний контракт с клубом, мы понимаем – он собирается ехать в Америку. Начинаем работать с генеральными менеджерами и родителями. Я лично держу эту ситуацию на контроле, и, поверьте, ни одного игрока 1998 года мы не потеряем.
Ведь эта идея возникла еще и потому, что многие наши юные хоккеисты уезжают в Северную Америку и часто там пропадают: девять человек из десяти. Наша общая цель – оставить ребят здесь и дать им для развития как можно больше. От этого и они сами, и наш хоккей, и наши болельщики только выиграют.
- Как долго сборная 1998 года рождения будет играть в МХЛ?
– Сборная этого созыва – только один год. Потом игроки вернутся в те клубы, из которых они к нам пришли. Клубы не могут никуда продать игроков в тот период, что они выступают у нас, то есть до 29 апреля 2016 года. К нам же на следующий сезон придут игроки 1999 года рождения и мы с ними проделаем тот же путь. И так далее. Таким образом, каждый год мы будем готовить по 33-35 человек.
- Состав обычной сборной может меняться по ходу сезона – кто-то выделился, его пригласили, другого отцепили. Будет ли меняться состав вашей сборной в формате команды МХЛ?
– Мы внесли в заявку трех вратарей и шесть пятерок. Есть второй список – запасные, на случай травм или отсутствия спортивного роста кого-то из основных игроков. Конечно, мы искусственно держать никого не будем и произведем замену. Важно и то, что нам разрешили дозаявлять игроков не до конца января, а до середины февраля, потому что в апреле у нас чемпионат мира.
- Каким должен быть результат этого эксперимента, чтобы вы признали его успешным?
– Самый первый показатель (локальный) – это результат, которого мы добьемся через год на чемпионате мира U-18. Россия давно не побеждала в этом турнире, рассчитываем завоевать золотые медали.
Другой критерий – насколько быстро наши игроки адаптируются в системе КХЛ. Посмотрите на Северную Америку – на последней Олимпиаде в их сборной было 12-13 человек из юношеской программы, аналогичной нашей, на предпоследней – 11. Тридцать процентов из этой программы играют в НХЛ – это очень много. А они только начали. Сейчас они делают специальную программу для детских возрастов – под 150 миллионов долларов вкладывают в базу.
Мы рассчитываем, что костяк сборной России на Олимпиаде 2022 года составят игроки, прошедшие через систему нашего Центра подготовки юношеских сборных команд России имени Виктора Тихонова. Мы уже сейчас нацеливаем ребят на победу в этом турнире. Главная же спортивная цель – возвращение нашего хоккея на лидирующие позиции в мире на долгие годы.
- Тренеры младших сборных традиционно сталкиваются с давлением агентов, клубных менеджеров, родителей игроков. Как вы с этим справляетесь?
– Надо себя правильно поставить. Нельзя быть агрессивным, действовать с позиции силы, но нельзя и быть слишком мягким. Полагаю, любой тренер сталкивается с давлением, я не исключение. В таких ситуациях я выслушиваю мнение родителей или агентов, но решения всегда принимаю сам. Тот, кого мне навязывают, может быть классным игроком в своей команде, но бесполезным для сборной. У тренера взгляд обширнее – я вижу всю команду, а родители и агенты – только своего ребенка.
- Как вы познакомились со своим помощником Игорем Гришиным?
– Нам по восемь лет было, когда он играл за школу ЦСКА, а я – за «Спартак». Вместе выступали за сборную Москвы, а снова сошлись несколько лет назад. Он тренировал ЦСКА, я – «Созвездие». Я следил за ним по ЦСКА, у него была прекрасная команда, но как часто бывает – родители вмешались в систему. Какому-то папе не понравилось, что его сын сидит в запасе. В итоге ЦСКА потерял шикарного специалиста, а я приобрел.
- Раз Гришин ушел из ЦСКА, родитель был непростой?
– Не корректно обсуждать дела ЦСКА – сильного и уважаемого клуба. Главное, что для меня появилась отличная возможность пригласить Гришина в нашу систему. Я ему сказал: «Игорь, нам не нужны игроки из твоей команды. Нам нужны твои мастерство и опыт. Ты будешь главным в «Витязе» – будешь вести тренировочный процесс, а я – тебе во всем помогать». Мы вместе с Гришиным развивались, а потом нашли единомышленников в лице Евгения Перова из Ярославля и Владимира Глинкина из Челябинска. Сейчас приглашаем в Центр подготовки и других тренеров.
- Вчера ваш «Витязь» 1998 года проиграл в финале первенства России «Локомотиву». Это успех или разочарование?
– Смотрите, год назад мы с «Витязем» выиграли клубный чемпионат России. Проиграли за весь турнир только одну игру. После победы в финале 85 процентов команды я распустил – кто-то был приобретен другими клубами, кого-то сам устроил в команды МХЛ, потому что ребята уже должны были переходить на новый уровень, юниорская ситуация для них закончилась. Это была необходимая мера – иначе бы они остановились в росте.
В мае прошлого года я остался в «Витязе» с пятью игроками, которые раньше не были основными – были на подхвате. Нам нужно было ехать на сбор, мы собрали кого-то из второй группы, всех, кто мог бесплатно прийти. Мы понимали, что с этими ребятами победы сразу не придут. Сначала вкладывали в них веру, потом навыки, потом тактику. Иногда руки чуть ли не опускались, пацанам было тяжело, они не привыкли работать в таком ритме, мы очень слабо начали открытый чемпионат Москвы, но потихоньку они мужали, плюс к нам стали проситься игроки из других регионов, мы собрали команду. Заняли третье место по Москве при десяти школах, на первенстве России проиграли в первом матче ЦСКА 1:10, но потом многое исправили и смогли выйти в финал. В финале вели 2:0, но не хватило физики и проиграли «Локомотиву» – в индивидуальном плане игроки соперника были сильнее. Все-таки в «Локомотиве» – восемь человек из нашей юниорской сборной, а в «Витязе» – ни одного. То есть мы в «Витязе» полностью поменяли состав, и с ребятами, которые даже не мечтали о медалях, за год пришли к тому, что стали вторыми в России.
- Правда, что в прошлом году «Витязь» ездил на финал первенства России за свой счет?
– Да. Благодарен меценату Андрею Силецкому, который взял расходы на себя. В этом году нам помогли Администрация Подольска и клуб «Витязь».
- Почему несколько лет назад вы оказались именно в «Витязе»?
– Я думал создать команду в Москве, но Борис Викторович Иванюженков предложил как базу «Витязь» – у меня появилось место, куда приглашать ребят. Я ездил по всей России, разговаривал с родителями хоккеистов. Родителям я все обстоятельно рассказывал, некоторые из них ждали от меня какого-то подвоха, но в итоге все, что я обещал, сбылось.
Потом говорили: «Прохоров собрал всех лучших». Да, перспективных, но далеко не лучших – лучшие не поедут из Челябинска и ЦСКА, у них и в своих клубах все нормально. Только из «Динамо» пришло несколько человек – из-за того, что там произошла смена тренера.
К некоторым родителям я обращался по три раза – и ничего. Но обиды на то, что мне кто-то тогда отказал, у меня не осталось. Когда я стал тренером сборной, я приглашал в том числе и тех, кто отказывался переходить в «Витязь». Интересы дела выше всего. В том году из «Витязя» ушел игрок, ни спасибо, ни до свидания, а сейчас он у меня в сборной играет.
- Виктор Тихонов, чьим именем назван Центр подготовки, помогал вам в разработке этой идеи?
– Года три назад, когда родилась идея создать Центр подготовки юношеских команд, мы начали часто встречаться и разговаривать с Виктором Васильевичем. Он в свое время был новатором – общался со многими специалистами в сфере спорта, привлекал научные бригады. Искал, творил – начиная с «Динамо» Риги. Нашему тренерскому штабу сейчас тоже главное не застояться.
- С Тихоновым вы победили на Олимпиаде-1992 – что сейчас о ней вспоминается?
– Насколько профессионально был выстроен весь процесс. Перед Олимпиадой в Альбервилле Виктор Васильевич старался удержать в стране как можно больше высококлассных игроков – в первую очередь молодых, которые не побеждали в предыдущих Олимпиадах. К Олимпиаде мы готовились полтора месяца – сначала в Новогорске, потом в швейцарском Лейкербаде, в среднегорье – чтобы адаптироваться к условиям, в которых нам предстояло играть на Олимпиаде. Номера у нас были трехместные, так что я жил с партнерами по спартаковской тройке – Борщевским и Болдиным.
- Игорь Болдин рассказывал, что в «Сокольниках» хоккеисты «Спартака» прыгали по лестнице с блинами в руках, иногда и с партнером на плечах.
– Это нормально, хуже, когда с баллонами носишься по стадиону от рассвета до заката. Сегодня уже ясно, что такие нагрузки, кроме изматывания тела, ничего не приносили. Еще волю, конечно, закаляли – в какой-то момент в игре она включалась.
- Вы дебютировали в «Спартаке» еще при Кулагине. Как переносили его тренировки?
– От природы я не был наделен богатырским здоровьем, вот и травмировался часто от запредельных перегрузок. Мне реально тяжело давались бег и силовые упражнения, все время на жилах, приходилось терпеть и превозмогать. Иногда сверхнагрузки были такими, что дыхание останавливалось и мозги отключались. Грех жаловаться, но не знаю, сумел бы пройти через подобное заново.
- Что не получилось в «Сент-Луисе», куда уехали после Олимпиады?
– Там было много хорошего, хотя, конечно, все могло бы быть гораздо лучше, особенно на первых порах. Как только приехал, в одной из тренировочных игр получил удар в плечо, плечо вылетело. Год восстанавливался – плечо то заживало, то опять вылетало. Потом сделал операцию, в итоге уйму времени потерял.
- Как выглядел ужин новичков в «Сент-Луисе» в ваш первый сезон?
– Во время выездной серии выбрали шикарный ресторан. Я, Карамнов и Королев спели гимн СССР. Кто пил – напился, потому что назавтра был полувыходной, а мы, пятеро новичков – еще были француз и американец, все оплатили.
- В фарм-клубе «Сент-Луиса» часто дрались?
– В основном – защищал себя, а чтоб специально драться – не в моем характере.
- Не так давно в ветеранском матче вы подрались с динамовцем Петром Природиным.
– Это был Кубок Легенд – участвовали «Спартак», ЦСКА, «Динамо» и ВВС. Подрался по делу, эмоции захлестнули. Хотя дракой-то это не назовешь. В любом случае в следующий раз надо будет просто мимо проехать, а свою правоту – доказать игрой и голами.
- Как вышло, что после «Ферьестада» вы очутились в менделеевском «Стандарте»?
– Я вообще закончил играть на год. После НХЛ было опустошение. Устал. А за «Стандарт» ездил играть раз в две недели, форму поддерживал – не тренировался, только приезжал и шайбу гонял. Потом восстановился, опять захотел играть, вернулся в «Спартак» и сборную. Из-за дефолта «Спартак» в 1998 году не мог мне ничего предложить и я перешел в ЦСКА, но там тоже ничего не получил – четыре-пять месяцев без зарплаты.
- Почему после завершения карьеры хоккеиста вы стали директором завода стройматериалов.
– Даже не завода, а целого предприятия: и завод, и магазины, и переработка. Строительно-отделочные материалы, плинтуса, потолки. Огромная структура. После хоккея очень хотелось сменить сферу деятельности: раньше я просто играл, все шло по накатанной, а на предприятии появилась огромная зона ответственности, где все зависело от меня. Это очень дисциплинировало. Однажды ночью вызвали – а у меня там два вагончика на территории загорелись. Пожарные, милиция. От хоккея совсем далеко.
Постепенно приходило понимание, что моя генетика, моя судьба – это спорт. На предприятии я не осознавал, в чем заключается победа. Не хватало соревновательности, я не видел, как я могу получить радость от достижения цели. Прошел через серьезные муки, через поиски себя, через очищение, долгое время жил в монастыре и родился заново.
- Долго колебались перед поездкой на остров Валаам?
– Вопроса, ехать или нет, не было. Вопрос был в том, в какой именно день ехать, все-таки не так просто уйти от мирской жизни, от всех многочисленных дел. Так сложилось, что ситуация поменялась и я прибежал на поезд за пять минут до отправления. На Валааме, кстати, меня узнал человек, который в Омске занимался хоккеем. В монастыре у людей не совсем уж аскетический образ жизни – там тоже следят за спортом.
- Какие новые занятия освоили на Валааме?
– Сеял, убирал поля, корчевал их. Работал на тракторе, ухаживал за коровами, курами. Самый тяжелый труд – убирать с полей камни. А поле – гектара три. Ты должен пройти все поле, потому что следующий этап – его нужно прополоть, засеять, посыпать химикатами. Вся работа – в полусогнутом состоянии.
Те же коровы. Хочешь ты или нет, их нужно доить четыре раза в сутки в определенное время. Я сам этим не занимался, но отвечал за то, чтобы люди вовремя вставали и коровы были доенные.
Ферма, где я жил, была для монахов самым тяжелым послушанием. Пять километров от усадьбы – основного монашеского поста. Туда ссылали тех монахов, у которых были проблемы с дисциплиной или которым требовались сверхиспытания.
- Вы рассказывали, что на Валааме однажды не спали три дня. Для чего?
– Проверял организм. Хотел понять на что способен – сколько смогу обойтись без сна. Пользы никакой – зато волю закалил. Потом проспал часов пятнадцать.
- Когда поняли, что готовы быть тренером?
– После возвращения с острова. Илья Бякин позвал в «Крылья Советов». Я поработал год со второй командой, немного с основной, сначала тренировал интуитивно, хаотично, без методик, но потом понял, что у меня есть данные для того, чтобы быть тренером.
- Когда сын приезжал к вам в гости на остров, он еще играл в хоккей?
– Да, в школе «Крыльев Советов». Он был нападающим. Когда я тренировал вторую команду «Крыльев», Василий много забивал, был лидером по системе гол+пас, но потом что-то не сложилось – не закрепился в нескольких командах подряд. С его точки зрения было правильным решением остаться в спорте, но заняться тренинг-центрами. В Канаде, например, на школьных уроках хоккея занимаются только тактикой и играми, а все техническое мастерство, броски, ведение шайбы, передачи, дети восполняют в тренинг-центрах.
- В юности вы пять лет были невыездным. А первый выезд из страны сохранился в памяти?
– Первый раз - это еще в ГДР в четырнадцать лет со сборной Москвы. Пусть и соцлагерь, но все равно заграница. Привез подарки и маме, и папе, и сестре – одежду, жвачки, конфеты. А первая запоминающаяся поездка – в Швейцарию со «Спартаком» на Кубок Шпенглера. Времени побродить нигде не было, только играли, но все равно первая поездка в западный мир сильно на меня повлияла.
- Правда, что однажды вас не пустили в «Сокольники» на матч «Спартака»?
– Да один раз и самого Майорова не пустили. Таких случаев хватает. Например, вышли из автобуса перед матчем «Спартака» с «Крыльями», а охранник встал перед Борисом Павловичем Кулагиным: «Куда? Вы кто?» Бывает. Поставили людей, далеких от спорта, и дали задачу – никого не пускать. Они же не виноваты, что хоккеем не интересуются – они работают по инструкции. Конечно, внутри срабатывает: «Как же так! Я тут с семи лет играл?!», но это глупо – проще пойти и купить билет.
